Статьи о Борисе Пастернаке - Библиотека русской поэзии "Ковчег"

 

Две любви Бориса Пастернака 

10 февраля 2000 года исполняется 110 лет со дня рождения Бориса Леонидовича Пастернака. Это юбилей. И накануне мне пришло на память некое совсем не юбилейное событие шести-семилетней давности. В 1992 года вышла скромная книга Ольги Ивинской "Годы с Борисом Пастернаком", и вслед за нею в 1993 году - другая книга Зинаиды Пастернак, роскошно изданная Домом музеем Б. Пастернака: "Пастернак Б.Л. Второе рождение. - Письма к З.Н. Пастернак. - Пастернак З.Н. Воспоминания". 

Вот они, эти две книги, передо мною. Изданы почти одновременно. Вторая - очевидный ответ на первую. Ее задача - стереть из памяти людей воспоминание о его духовном и творческом друге последних лет жизни или, по крайней мере, умалить, дискредитировать большую любовь поэта. Но умаляя и дискредитируя возлюбленную, мы неизбежно умаляем и приземляем в сознании людей облик самого Бориса Леонидовича. 

Ольга Всеволодовна Ивинская пишет прежде всего о любимом ею человеке, о "летящих журавлях его писем", о его поэзии, о его неустанной работе, его бескорыстии, его издательских заботах - и, главное, - о трагических событиях, связанных с созданием, публикацией и судьбой "Доктора Живаго" - главного дела его жизни. О свистопляске вокруг Нобелевской премии. И о тех грехопадениях - и его, и ее самой, когда под давлением всей мощи "самого справедливого государства" они отступали от самих себя, от своих принципов, отправляли покаянные письма Хрущеву и в редакцию "Правды". Б. Пастернак делал это с присущим ему достоинством и непримиримостью к фальши. А Ольга Ивинская казнила себя потом за то, что вместе с цековскими функционерами сочиняла и уговаривала его подписать то, что было унизительно и противно, но казалось необходимым и неизбежным, ибо чересчур жива еще была память о сталинщине, о лагерях и изгнаниях, а Россия была слишком дорога Пастернаку (О.Ивинская была выпущена из лагеря только в 1953 года - за пять лет до присуждения Нобелевской премии Пастернаку). Именно Ивинская была ему главной опорой в эти трудные 50-е годы, именно ей (не жене!) доверял он ведение своих литературных и даже финансовых дел. И в ее книге нет самолюбования, попыток приподнять себя или преувеличить отношение Бориса Леонидовича к ней. Разве что легкое и простительное женское кокетство. Она понимала - и дает это почувствовать - дистанцию между собою - редактором и рядовым переводчиком и своим возлюбленным - всемирно признанным мэтром литературы. Без всяких прикрас пишет она о том, как страдал Пастернак от раздвоенности между семьей и Ольгой Всеволодовной. 

Можно понять, что и по-женски, и просто по-человечески отношения между Пастернаком и Ивинской не приводили в восторг Зинаиду Николаевну Пастернак - законную супругу поэта, видимо, запамятовавшую к тому времени, что она сама некогда ушла к нему от его лучшего друга. Несомненно, что она очень много сделала для создания своему знаменитому супругу спокойных условий для творчества. И бесспорно, она имела полное право бороться за сохранение и покой своей семьи. Но надо ли из-за этого задним числом поливать грязью Ивинскую, называть лгуньей, грязной, нечистоплотной личностью, просто переиначивать факты и умалчивать о главном!? Мог ли прямодушный Пастернак до конца своих дней любить лживую женщину? 

Вторая книга содержит замечательный цикл стихов Пастернака 1930-1931 годов (написанных именно в годы знакомства с З.Н., - но чего не напишет влюбленный поэт!) и не менее замечательные письма жене, где воочию видно, как менялась и тональность, и содержание писем на протяжении 27 лет. Обнародование этих писем - главная заслуга публикаторов, они раскрывают нам новые грани личности Бориса Леонидовича. И все же главное в книге - не Пастернак! Воспоминания самой Зинаиды Николаевны - вот квинтэссенция книги, и они далеко не во всем убедительны. Это воспоминания не о Пастернаке (хотя интересной информации здесь немало), а о том подвиге, который творила всю жизнь она сама: о том, как она вдохновляла его, сколько страданий перенесла, как заботилась о своих и его детях, и о чужих детях в годы войны, и каким образцовым примером была она для других матерей и жен, и как мешала поэту "эта дама" (то есть Ивинская - та самая "дама", которая дважды отсидела в сталинских лагерях за Пастернака: режим не решился отправить его самого в места не столь отдаленные, но мстил ему после смерти, истязая любимую им женщину). 

Пусть меня осудят, но я не вижу благородства в далеких от скромности мемуарах Зинаиды Николаевны, хотя ценю ее стремление быть беспощадной к себе, и к тем, о ком пишет. Это самовосхваление не вызывает у меня симпатии. Нет никаких оснований помещать в том месте, где говориться о последних минутах жизни Пастернака, факсимиле старого его посвящения ("Зине, моей единственной. Когда я умру, не верь никому. Только ты была моей полною, до конца дожитой, доведенною жизнью"). Эти слова написаны в 1948 году, и, конечно, он был искренен, - таков был этот великий человек, цельный и раздвоенный, страстный мужчина и малое дитя, небесный житель и жизненный прагматик... Но после этого прошло еще 12 лет, когда рядом с ним, вдохновением, утешением и страданием для него была Ольга Всеволодовна, которая не позволила себе в опубликованных воспоминаниях ни одного оскорбительного выпада в адрес своей законопорядочной, но властной и победительной соперницы. Может быть, это женская хитрость. Не знаю. Но я на стороне О.В.Ивинской. 

Игорь Беседин