Статьи о Борисе Пастернаке - Библиотека русской поэзии "Ковчег"

Статьи о Пастернаке
Биография Пастернака
Все стихи на одной странице
Страница автора

Основные разделы сайта:

Главная страница
Золотой Век русской поэзии
Середина 19 века
Серебряный Век русской поэзии
Современная поэзия
Стихи наших читателей
Форум читателей
Гостевая книга

Обзоры Линета от Трайкера!!!

Дорогие посетители! Если у Вас есть тексты стихов, не вошедших в нашу библиотеку, можете присылать их Webmasterу или заполнить форму 

Обязательно опубликуем, обещаем.

 
ЗА ГРОБОМ ПАСТЕРНАКА рядом шли две женщины... 

ЗА ГРОБОМ ПАСТЕРНАКА рядом шли две женщины... 
Одна из них, подруга великого поэта Ольга Попова, первое в жизни интервью дала «Комсомолке» 

1960 год. У гроба Пастернака они тоже стояли рядом: крайняя справа, блондинка, Ольга Попова, рядом с ней - Ольга Ивинская. 

Это письмо Бориса Пастернака, написанное 45 лет назад, никогда не публиковалось адресатом. 
«Дорогая Люсенька! Некогда! Н. (Х? К?) В. ждет, но я под натиском потребности написать Вам, хотя мы скоро увидимся. Во-первых, друг мой, я страшно благодарен Вам за желание иметь мои стихи - это награда. Я сразу же пришлю, как отпечатает Т. Я в неоплатном долгу у Вас. Я рад доставить Вам удовольствие; я дважды обязан Вам счастьем, а это больше, чем жизнью. Меня огорчило Ваше письмо. Не ставьте себе рамок и преград, отвергайте угрозы пошлой тупости. Пошли Господь Вам мужества оставаться собой. Верьте мне - Вы имеете на это право. Я люблю Вас за светлый ум и щедрое, чистое сердце. Храни Вас Бог. Ваш Б. Пастернак». 
Адресат - знаменитая Ольга Ильинична Попова, которую все звали Люсей, друг и поверенная в любви между Борисом Пастернаком и Ольгой Ивинской. 
Ольга Ильинична Попова, художник-график, - из рода потомственных русских инженеров. Дед - крупный путеец-железнодорожник, строивший Турксиб и другие известные железнодорожные ветки. Мать работала в Наркомпросе вместе с Надеждой Крупской и Марией Ульяновой, однако от членства в ВКП(б) отказалась. Говорила, что не понимает принципа коллективной ответственности, зная принцип ответственности личной. Ранняя юность Ольги-Люси Поповой прошла в городе Медвежья Гора, где заключенные строили Беломоро-Балтийский канал. Каналу мешала железная дорога, деду, как главному инженеру, был поручен перенос трассы. И хотя контакты с заключенными были запрещены, общение девочки с незаурядными людьми, философами, богословами, любителями поэзии и искусств привили ей способность к собственной духовной и душевной работе. 
Попова никогда не выступала с воспоминаниями и не давала интервью. 

- Как вы познакомились с Пастернаком? 
- Я очень любила его стихи. У меня был томик, который я утащила из библиотеки, когда эти книги хотели уничтожить, и всюду возила с собой, потом на нем появилась надпись: «Люся! Смелым Бог владеет. Никогда не падайте духом - дайте мне слово!! Будьте счастливы. Ваш друг Пастернак». А за год до смерти подарил другую книгу, свой перевод «Фауста», c надписью: «Дорогой Люсе, моему старинному другу и доброй знакомой, в память былой ее поддержки, с благодарностью. Пастернак. 21 мая 1959 г.» 
40 лет назад... 
А тогда шла война. Я приехала в Москву учиться в ГИТИС. И однажды пришла на вечер в Политехнический, где выступал Пастернак. Я подошла к нему, сказала, что хотела бы познакомиться и поговорить. Он куда-то торопился и дал телефон: вы, пожалуйста, позвоните. Очень демократичный, открытый. Но я все-таки не решалась звонить. А потом попала на его вечер в университете на Моховой... 
- Вы не влюбились в него? 
- Совсем нет. Я уже побывала замужем, и в это время у меня был роман со вторым мужем, которого позже посадили. Пастернак был для меня олицетворением высоких идей, которыми я увлекалась, и поэтом, которого я любила. Романтических отношений никогда не было. Хотя однажды разговор на эту тему произошел. Это было, когда Ивинская вернулась из первого заключения, и я сказала ему: Борис Леонидович, я бы на вашем месте как-то определилась, у нее ведь все неприятности из-за вас. А он мне сказал: вы знаете, Люся, я весь, и душа моя, и любовь, и мое творчество, все принадлежит Олюше, а Зине, жене, остается один декорум, но пусть он ей остается, что-то должно остаться, я ей так обязан. Короче, я ему говорю: ну это вам повезло, что это не я, что у нас нет никаких романтических отношений. Он отвечает с такой непосредственностью: да, да, да, как хорошо, что у нас нет романтических отношений... Он был очаровательный. 
- Злопыхатели говорили, что Ивинская хитрая... 
- Ерунда. Она не дура совсем. Но сказать, что хитрая, - нет. Мы как-то идем с Еленой Михайловной Тагер, переводчицей, через мост возле «Ударника», и она говорит: Ивинской льстит, что это Пастернак... Я говорю: знаете, за лесть столько пережить - она его любит. Тагер говорит: мы с вами тоже его любим, но мы же не лезем к нему в постель. Я говорю: не знаю, как вас - меня он не приглашал. 
- А какая разница была между двумя женщинами? Между Зинаидой Николаевной, женой и любовницей? 
- Огромная. Давайте я расскажу вам, как увидела Зинаиду Николаевну первый раз. Мы договорились с Пастернаком, что я приеду, и приехала в Переделкино. На даче, в огороде возится Зинаида Николаевна. Смерила меня с головы до пят: вы по делу или просто так? Я говорю: я просто так, но мне назначено. Она говорит: он забыл, он не придет. Но он скоро пришел. И мы пошли гулять. 
- Волновались, когда ехали? Или все было просто? 
- Просто. Во-первых, он сам захотел со мной побеседовать. На вечере в университете я написала ему две записки: о его отношении к Толстому и Достоевскому и что-то насчет философа Соловьева. Была такая черная сумка дерматиновая с молнией, куда он запихал записки, включая мои две, и пообещал все прочесть. А потом был вечер в Доме ученых, и в антракте он прочел наизусть обе и сказал: люди, которые интересуются этими темами, должны быть знакомы между собой, и если здесь есть автор записок, может, он зайдет ко мне в конце вечера. 
Ну конечно, я полетела. На мне было платьице такое розовое в полосочку из полутора метров вискозы, типа фигового листика. 44-й год - ничего ж не было. А выглядела я так, что, когда мы с мужем пошли в кино на поздний сеанс, ему сказали: с детьми нельзя. Муж сказал: это моя жена. Ошеломленная билетерша спросила: это серьезно? 
И вот Пастернак говорит: я жду автора записок. Я говорю: это я. Он посмотрел на меня рассеянно: мы, кажется, встречались. Я говорю: да, но я автор записок, которые вы прочли, вы их запомнили... Он говорит: вы автор, Боже мой!.. И тут мы со всеми распрощались и пошли ходить по городу. И, кажется, еще на следующий день ходили просто ночью. Хождение по городу было запрещено, но нас никто не остановил. Буквально обо всем говорили. Я о себе рассказывала, он мне говорил какие-то человеческие, творческие вещи, о Библии. Запомнить невозможно. Речь была не логическая, а спонтанная, повороты мысли неожиданные. Он не был ни на кого похож. Совершенно из ряда вон. 
Потом мы стали встречаться. Зинаида Николаевна отнеслась к этому скептически. Она спрашивала: скажите, вы где-нибудь работаете, что-нибудь делаете? 
- Она была высокомерна? 
- Нет. Она была трезвый человек. Она очень хорошо вела дом, у нее все было в порядке, чистота-красота, вовремя еда, все на месте. Он говорил: Люся, я так люблю Зину, у нее такие большие руки. Мне бы не было так лестно, если б мне сказали, что любят меня за большие руки. Но я поняла его выражение. Ему это было нужно. Ну поскольку Зинаида Николаевна так ко мне относилась, мы с Борисом Леонидовичем условились: когда ему будет удобно и захочется, он мне позвонит. Чем я ему подходила? Наверное, тем, что была ему необременительна и была благодарным слушателем. И вдруг получаю открытку от него: я буду тогда-то дома, приходите. Я поехала в Переделкино. Он меня встретил у калитки. Ждал. И первое его слово было: Люся, я полюбил... 
Об Ивинской говорили, что она его секретарь и что норовила что-то хапнуть. Все вранье. Я Пастернака спросила: а что же теперь будет с вашей жизнью? Это же не интрижка! Он говорит: да, да, да, а что такое жизнь? И стал рассказывать, какая она хорошая, как она ему нравится: она такая золотая, я хочу, чтобы вы познакомились, чтобы подружились, вот телефон, я ей дал ваш, созвонитесь, встретьтесь, потом расскажете мне, что вы думаете. Мы созвонились и встретились. 
Она заведовала работой с молодыми авторами в журнале «Новый мир». Очень женственная. В отличие от Зинаиды Николаевны, которая была собранный, твердый человек, мужественный, и красота ее мужественная, такого типа, как у актрисы Гоголевой, помните? А Люся мягкая, милая. Она умела быть тем, чем надо в данный момент, - чисто женское качество. Мне она понравилась. Я ему сказала. Он был в полном восторге. У него была такая голубая мечта, чтобы все сидели на веранде, и Зинаида Николаевна, и Олюша, и Евгения Владимировна, первая жена, - то, что никогда неосуществимо. Он не хотел причинить горе никому. Но причинял. 
- И вы стали подругами? 
- Мы стали подругами. И до конца ее дней оставались. Последний раз, когда я ее видела, она задыхалась, умирала: рак. Говорила: Люся, я ведь не доживу до нашего 50-летия. Мы с 46-го года дружили. Недели две не дожила. 
- И никогда не ссорились? 
- Не ссорились. Некоторая напряженность была поначалу. Она мне говорила: Люся, мы так редко видимся с Борисом Леонидовичем, не могла бы ты как-нибудь сократить свое присутствие в его жизни? Мне было очень жалко, я даже поплакала. Но я хорошо ее поняла. И чуть что, стала смываться. Спрашиваю: теперь ты довольна? Она говорит: да, хотя я часто подолгу слушаю про тебя. 

ЛИЧНОЕ ДЕЛО 
Пастернак Борис Леонидович. 
Родился 29 января (10 февраля по новому стилю) 1890 года в Москве в семье известного художника. В 1908 году окончил классическую гимназию, в 1913-м - философское отделение историко-филологического факультета Московского университета. Стихи начал писать в 1909 году, но не придавал им большого значения, собираясь стать музыкантом. 
Первая жена - Евгения Владимировна, художница. Вторая - Зинаида Николаевна, ее Пастернак «увел» у своего друга, известного пианиста Генриха Нейгауза. За роман «Доктор Живаго» удостоен Нобелевской премии и исключен из Союза писателей СССР. В результате травли, устроенной советской властью, вынужден был от премии отказаться. 
Умер 30 мая 1960 года. В некрологе о нем было сказано: «член Литфонда». 

- Она не ревновала вас? 
- Нет. Но досада на то место, что я занимаю, нет-нет, а пробегала. 
- А когда стало известно об их романе? 
- Он ничего не хранил. Это было известно всем. Сразу же. Он становился на колени перед ней на Пушкинской площади. И говорил: пусть думают, что это киносъемка. 
А потом Люсю арестовали. Я ходила на допрос, меня вызывал следователь. Спрашивал не про Люсю, хотя забрали ее, а про Бориса Леонидовича, его называли английским шпионом. Улыбчивый такой следователь Семенов, стучал по столу и говорил: ваше место рядом с вашей подругой. Ее взяли, когда она была беременна. От Пастернака. И на Лубянке у нее был выкидыш. 
- Пастернак знал это? 
- Он знал еще до ареста. Она как-то пришла ко мне в неважном состоянии и говорит: я хочу поговорить с Борей. А тогда Ленечка, его сын, заболел, и Зинаида Николаевна над его кроватью взяла с Бориса Леонидовича слово, что он больше с Ивинской встречаться не будет. Короче, пошла я по Люсиной просьбе к ним в Лаврушинский. Прихожу, все Борису Леонидовичу говорю, а Зинаида Николаевна говорит: никуда тебе ходить не надо, я пойду к ней сама. 
- Вы рассказывали при Зинаиде Николаевне? 
- Она вошла, я не стала прерываться. Я говорю: она больна. А Зинаида Николаевна: знаем мы эти болезни. Мне не очень хотелось, чтобы она шла, но она пошла. А Борис Леонидович выскакивал на лестницу и говорил: Зина, только будь добра!.. 
Ну сказать, что она была чересчур добра, я не могу. Но она и скандала не устроила. Я вышла из комнаты, но так как квартира коммунальная и деться мне некуда, я слышала их разговор. Зинаида Николаевна сказала четко: вы женщина молодая, у вас что-то еще будет в жизни, а у меня семья, и я вам это все не уступлю, учтите, я буду бороться. А Люся «тактично» говорила: он вас не любит, он любит меня. На том расстались. Люсе стало плохо совсем, она перед встречей наглоталась, чтобы успокоиться, лекарств. Вызвали «Скорую», «Скорая» зафиксировала попытку самоубийства... 
- И так они не виделись до ее ареста? 
- Я не знаю. Не помню. Люся отсидела три с половиной года. Все время Борис Леонидович помогал ее семье. А потом они встретились. И все вернулось. И когда говорят, что он не хотел ее видеть, когда умирал, - не думаю. Он плохо выглядел, и я думаю, поэтому еще не хотел, чтоб Люся видела его в таком виде. 
- Каким было прощание? 
- Люся пришла и сидела на скамейке около дома, рядом сел Паустовский. Когда Бориса Леонидовича вынесли, подкатил похоронный автобус, и гроб хотели поставить в автобус, а люди не дали и несли его на руках до самого кладбища. Когда процессия тронулась, мне было непреложно очевидно, что Люся тут должна быть, и мы с ней вдвоем так и прошли весь путь рядом. У могилы она простилась с ним, и все. Я ревела. А когда опускали гроб, зазвонили колокола - чистое совпадение, но... 
- Потом ведь ее второй раз посадили? 
- Через два месяца. За контрабанду. За то, что она получала гонорары Бориса Леонидовича по его просьбе. Не валютой - рублями. А первый раз сидела по статье 58-10: Пастернак - английский шпион, а она любила Пастернака, чуждого нам, а Суркова, близкого нам, она не любила. Потом я ходила хлопотать о ее освобождении, говорила, что ее имя связано с именем известного поэта Пастернака. А чиновник мне сказал: известный поэт, а выйдете из здания, спросите, кто-нибудь его знает?.. 
Ольга КУЧКИНА. 

Письма Ольги Ивинской из лагеря в Потьме (Мордовская АССР) 
Публикуются впервые 

Поэт и Муза (Борис Пастернак и Ольга Ивинская). 

...Все будто с ним последний разговор не окончен. Последнее распоряжение не выполнено. На могилу тоже мне вдруг захотелось. На закате. И вдруг заплакать так, как еще не удалось - плакать до облегчения, до усталости. И так я еще ведь не плакала. Еще ведь была как пришибленная, еще ведь даже в смерть его не поверила как следует... 
...Но спасает сознание, что все же я очень была счастливая - и даже ведь долго, и уже, по совести, хватит.. 

...Ох, Люська! Как все еще не утряслось, когда меня от Вас оторвали, какая я ехала другая: но осталось все-таки ощущение, что я еще живой представитель, и пока не засыпали землей - я еще не только я, но и он... 

Милый Люсеныш. Я надумалась - может, к Федину сходить - он депутат маминого района и все знает, и в вечер, когда Боря хотел умереть, я пришла к нему... 

ЦК, ШЕЛЕПИНУ от Ивинской О. В. осужд. за «контрабанду» (ст. 15, срок 8 лет) 7. Х11. 60 года. 
Просьба. 
Прошу Вашего содействия в пересмотре моего срока. Я получила в 60-м году 8 лет тюрьмы.Тогда режим в лагере был слабее, а сейчас такие сроки, как у меня, дают только настоящим преступникам - убийцам, растратчикам, валютчикам и спекулянтам. Я к ним не принадлежу. Борис Леонидович решил получать гонорары таким образом, который вменен мне - в 58 году; это было его личным решением. Ни он, ни я не думали, что в способе передачи есть уголовное преступление... Я виновата, если виноват Б. Л-ч, но я не инициатор и на следствии переоценена моя роль как злого духа. Я очень много сделала, чтобы этого всего избежать, но Б. Л. не хотел этого, а не делить его решений, распоряжений и вины я не могла. Мы слишком друг друга любили, слишком были связаны. Не поддержать его я не могла... Прошу Вас содействовать в возвращении меня к жизни. Я была близким, самым близким человеком замечательного русского поэта, а он бы умер второй раз, если бы увидел, что со мной сделали и в какой обстановке я обречена умирать... О. Ивинская. 20.Х.62 г. (Вариант жалобы, посланный Люсе Поповой). 

Люсенька, родная моя! Умница ты у меня - лучше тебя никто не написал мне в это 30-е число. Я тоже наплакалась и все пришло снова - стихотвор. это Тютчева (речь о стихотворении Тютчева «Вот бреду я вдоль большой дороги». - Авт.) Боря любил, знаю; когда он читал его (раз), у него дрожали губы и в середине замолчал. Один раз это было... И как мы хотели не думать, что смерть может разлучить, как он был спокоен, что ничто не разлучит. И вот, видимо, надо было не удерживать мне его: умереть вдвоем, как он хотел, в разгар скандала. А все женская погоня за счастьем - все оттянуть, все еще живнуть, все еще порадоваться... 

P.S. от Бориса Пастернака 

Ты так же сбрасываешь платье, 
Как роща сбрасывает листья, 
Когда ты падаешь в объятье 
В халате с шелковою кистью. 

Ты - благо гибельного шага, 
Когда житье тошней недуга, 
А корень красоты - отвага, 
И это тянет нас друг к другу. 

(Из стихотворения «Осень», 
посвященного Ольге Ивинской. 
1949 год.) 


 


    

Борис Пастернак
Rambler's Top100 Aport Ranker be number one
Сайт управляется системой uCoz