Стихотворения Арсения Тарковского - Библиотека русской поэзии "Ковчег"

ПОСРЕДИНЕ МИРА

Я человек, я посредине мира,
За мною мириады инфузорий,
Передо мною мириады звезд.
Я между ними лег во весь свой рост —
Два берега связующее море,
Два космоса соединивший мост.

Я Нестор, летописец мезозоя,
Времен грядущих я Иеремия.
Держа в руках часы и календарь.
Я в будущее втянут, как Россия,
И прошлое кляну, как нищий царь.

Я больше мертвецов о смерти знаю,
Я из живого самого живое.
И — боже мой! — какой-то мотылек,
Как девочка, смеется надо мною,
Как золотого шелка лоскуток.

РУКОПИСЬ

А. А. Ахматовой

Я кончил книгу и поставил точку
И рукопись перечитать не мог.
Судьба моя сгорела между строк,
Пока душа меняла оболочку.

Так блудный сын срывает с плеч сорочку,
Так соль морей и пыль земных дорог
Благословляет и клянет пророк,
На ангелов ходивший в одиночку.

Я тот, кто жил во времена мои,
Но не был мной. Я младший из семьи
Людей и птиц, я пел со всеми вместе
И не покину пиршества живых —
Прямой гербовник из семейной чести,
Прямой словарь их связей корневых.

ПОЗДНЯЯ ЗРЕЛОСТЬ

Не для того ли мне поздняя зрелость,
Чтобы, за сердце схватившись, оплакать
Каждого слова сентябрьскую спелость,
Яблока тяжесть, шиповника мякоть,

Над лесосекой тянувшийся порох,
Сухость брусничной поляны, и ради
Правды — вернуться к стихам, от которых
Только помарки остались в тетради.

Все, что собрали, сложили в корзины,
И на мосту прогремела телега.
Дай мне еще наклониться с вершины,
Дай удержаться до первого снега.

* * *

Мне стыдно руки жать льстецам,
Лжецам, ворам и подлецам,
Прощаясь, улыбаться им
И их любовницам дрянным,
В глаза бескровные смотреть
И слышать, как взвывает медь,
Как нарастает за окном
Далекий марш, военный гром
И штык проходит за штыком.
Уйдем отсюда навсегда.
Там — тишина, и поезда,
Мосты, и башни, и трава,
И глаз дневная синева,
Река — и эхо гулких гор.
И пуля звонкая в упор.

СЛОВАРЬ

Я ветвь меньшая от ствола России,
Я плоть ее, и до листвы моей
Доходят жилы влажные, стальные,
Льняные, кровяные, костяные,
Прямые продолжения корней.

Есть высоты властительная тяга,
И потому бессмертен я, пока
Течет по жилам — боль моя и благо —
Ключей подземных ледяная влага,
Все ЭР и ЭЛЬ святого языка.

Я призван к жизни кровью всех рождений
И всех смертей, я жил во времена,
Когда народа безымянный гений
Немую плоть предметов и явлении
Одушевлял, даруя имена.

Его словарь открыт во всю страницу,
От облаков до глубины земной.
— Разумной речи научить синицу
И лист единый заронить в криницу,
Зеленый, рдяный, ржавый, золотой...

* * *

Ничего на свете нет,
Что мне стало бы родней,
Чем летучий детский бред
Нищей памяти моей.

И опять звенит в ушах,
Мир гремит, но мне слышней
Слабый шелест, легкий шаг,
Голос тишины моей.

Я входил в стеклянный дом
С белой бабочкой в руке,
Говорил я на чужом,
Непонятном языке.

Бабочка лежит в снегу,
Память бедную томит,—
Вспомнить слова не могу,
Только звон в ушах стоит.

* * *

Я руки свои отморозил
На холоде зимнем твоем,
Я душу свою молодую
Убил непосильным трудом.

В натопленной комнате больно
Распухшим и грубым рукам,—
А все еще веришь невольно
Томительным, глупым стихам.

Во сне мне явился ребенок,
Обиженный мальчик пришел,
Игрушка из тонких ручонок
Упала на крашеный пол.

* * *

Чуть воздушную тревогу
Объявляют на земле,
Льнут к господнему порогу
Белоснежные крыла.

А когда душа стенает
И дрожит людская плоть,
В смертный город посылает
Соглядатая господь.

И летит сквозь мрак проклятый.
Сквозь лазурные лучи
Невидимый соглядатай,
Богом посланный в ночи.

Не боится божье диво
Ни осады, ни пальбы,
Ни безумной, красногривой
Человеческой судьбы

Ангел видит нас, бездольных,
До утра сошедших в ад,
И в убежищах подпольных
Очи ангела горят.

Не дойдут мольбы до бога:

Сердце ангела — алмаз.
Продолжается тревога,
И господь не слышит нас.

Рассекая сумрак душный.
Не находит горних роз
И не хочет равнодушный
Божий ангел наших слез.

Ни господних риз не крали
И в небесные врата
Из зениток не стреляли,
Мы — тщета и нищета,

Только тем и виноваты,
Что сошли в подпольный ад,
А быть может, он, крылатый.
Перед нами виноват...

* * *

Смерть на все накладывает руку,
Страшно мне на Чистополь взглянуть.
Арестантов подняли на муку,
Жгучим снегом заметает путь.

Дымом горьким ты глаза мне застишь,
Дикой стужей веешь за спиной
И в слезах распахиваешь настежь
Двери богом проклятой пивной.

На окошках теплятся коптилки
Мутные, блаженные твои.
Что же на больничные носилки
Сын твой не ложится в забытьи?

Источник