Стихотворения Влада Васюхина - Библиотека русской поэзии "Ковчег"

 
 
   Влад Васюхин

От автора:

Несколько стихотворений из моей книги "Любовник лагуны. Итальянская тетрадь", вышедшей в 2000 году, в Москве, в издательстве "Индекс-Дизайн".
Влад Васюхин (1967), московский поэт и драматург, автор двух сборников стихов и нескольких пьес.
Известен как журналист («Огонек», «7 дней», «Сегодня», «Неделя», работал на Всесоюзном радио). Пишет преимущественно об искусстве и людях искусства.
Стихи взяты из книги «Любовник лагуны. Итальянская тетрадь», вышедшей в 2000 году в московском издательстве «Индекс Дизайн».

***
Умалишенный у Дворца дожей,
городской ли, пришлый - не в себе явно,
кричит, бормочет, что славно дожил
до финиша века, и в новое плавно

столетье скользит, как на гондоле
из канала в канал снуют японцы...
Весь перекошен - от смеха ли, боли,
трясет головой, отгоняя солнце.

Спросит, не глядя: «Откуда прибыл?
Молчи, я наслышан, что ты из Рима.
С бумагомараки какая прибыль?
А жизнь здесь неудобоварима.

Ты, как и я, человек лагуны,
ее любовник, заложник, прочая…»
В его голове сплошные лакуны -
пробелы, пропуски, многоточия.

Умалишенный у Дворца дожей
вздыхает, как узник, поделясь пайкой,
остатками мозга - с тобой, прохожий,
остатками ужина с наглой чайкой...
28 декабря 1998,
Лидо


***
Венеция похожа на Венецию,
и только на Венецию она
похожа. И не спутаешь, как специю
одну с другой, так и она одна.

Кто может повторить ее сверкание
и гаснущую жизнь? К тому же с ней -
повторов не имевшее свыкание
небес и волн, туманов и камней...
14 марта 1999

***
И снова приснится мне город крылатого льва,
и я затеряюсь в его мавританских узорах.
Аквариум сна вдруг бредовые вспенят слова:
«Смотри, он не съеден, с ума не сошел и не взорван...»

Плывет он, качаясь, оглохший от тысячи ног,
по синей волне, по зацветшей воде, что досадно.
Он к вам, кто измыслить успел по нему некролог,
течет, улыбаясь веселым барочным фасадом.

Над главным каналом по стертым ступеням иду,
зрачок ненасытно хватает сюжет маловажный:
синклит азиатов, что пчелы в эдемском саду,
гудит деликатно над картой Венеции влажной.

Они прилетели с дрожащих своих островов,
к пейзажу с приливом склонились, как спелые злаки.
А если принюхаться, в нас обнаружишь родство -
и я окроплен сочиненьем Иссея Мияки!

Как манят лавчонки густым маскарадным огнем...
Доступная женщина пьет, не спеша, каппучино,
с ней юноша черный. Была и под ним и на нем
почти за бесценок, и кое-чему обучила.

С такой согрешить - и прямая дорога к врачу.
Хотя снисходительность рекомендует Конфуций,
проткну неприязнью их. Я за любовь не плачу -
в моей необузданной жизни с избытком конвульсий.

Набычится мавр, но блудница, дыханьем согрев,
сожмет его пальцы: мол, что еще ждать от чухонца...
Он смотрит в глаза ей, как мраморный в трещинках лев,
глядит, не мигая, на острое белое солнце.
4 ноября 1998


СИЦИЛИЯ

Дорога, как полоска кожуры,
что ни пейзаж - то повод для этюда.
Здесь ближе я к небесному жюри
и дальше от мирского пересуда.

Какие краски пенятся окрест!
Я спутнику восторженно толкую,
что Зевса сын, хромой кузнец Гефест,
имел здесь, по легенде, мастерскую.

Лицом не взял, и всякий бонвиван
его жене неверной был опасен.
Дорога поднимает на вулкан,
лавируя среди сгоревших басен.

А на вулкане тесно; как всегда,
томатом поливают макароны.
«Ты тоже станешь пеплом, посторонний!»
И - камнем в горле вечная еда.

7 февраля 1997


ВЕНЕЦИЯ С ВОДЫ

Пергамент пристани, изученный и вдоль,
и поперек, предстанет взгляду справа,
и не поймаю - сладость или боль –
охватит память, пусть она дырява.

У Веронезе так же пенятся круги,
и те же лодки, лодочники, блики...
Ждут камни снисхождения ноги,
как ждем порой мы слова от заики.

Пора! Ты помнишь в ближней лавке стеклодув
нас удивлял своим искусством алым?
А ресторан, откуда, психанув,
ушли мы, не дозвавшись подавалы?

Еще мгновение – и будем на земле,
на площади, которая прекрасна.
Она живет в единственном числе,
и нас принять пока еще согласна.
6 июля 1999


***
Венеция. Высокая вода.
Размокшие штиблеты еле ставлю.
Сверну с моста - и снова не туда.
Туман. Огни. Застегнутые ставни.

Еще один беспомощный зигзаг -
и брошу поиск свежих траекторий.
Венеция, веди скорей в кабак
любителя трактиров и тратторий!

Пока вина домашнего графин
мне не донес нерасторопный малый,
ломаю хлеб или крошу графит
в своих листах, как пилигрим бывалый.

Смеются маски. Пляшут катера.
Еда благоухает и дымится.
«Благодарю, что я не сдох вчера... -
хриплю я небу прежде, чем напиться, -

...за драгоценный, дряхлый реквизит,
желанный и знакомый до зевоты,
за то, что ангел в облаке скользит
и гондольер не попадает в ноты...»

11 октября 1998


***
Я знаю, мне скоро дорога случится -
прощай, город льва, здравствуй, город волчицы! -

и в «Греко», у стойки, поскольку дешевле,
я выпью свой кофе с подругой душевной.

Последние лиры на мрамор, как в море,
метну белозубо: «Senior, per favore!».

Взамен три глоточка, три пенных, три вечных,
жемчужных, как солнце, болтливых, как вечер,

три гордых глоточка, не где-нибудь – в «Греко»,
почти на пороге - и ночи, и века,

почти на разрыве любви и аорты -
три цепких глоточка, а вслед им четвертый…

Для вас – мемуар, не имеющий веса:
о чем разговоры - наперсток эспрессо! -

а я за волну неразменного дыма
отдам, не торгуясь, все запахи Рима.

Отдам за дразнящий, отдам за палящий
итог моих странствий, за стих настоящий…

май-июль 1999

Флоренция, декабрь

Хвост в галерею Уффици
такой, что можно сто раз упиться.
Среди ценителей столько пьяни
дышит друг другу в затылки!
Впрочем, мне тоже мигает кьянти
из запотевшей бутылки.

Давай отойдем к реке (не запомнил имени),
бегущей, как молоко из вымени,
утешимся славным глотком,
посплетничаем о Данте
или еще о ком.
1999

Флоренция

Если в ночи обернуться резко,
сквозь туман,
напоминающий имперский снег,
твое лицо проступит, как фреска
неизвестного мастера,
пятнадцатый век.

Декабрь 1998